Я тебя отвоюю. Как жены и матери заключенных мешают отправлять их из Ростовской области на Украину

Я давно пишу про заключённых, про тюремную медицину и пытки, общалась с заключёнными в ростовских колониях и в области. У некоторых людей, находящихся в местах лишения свободы, есть мой номер. Первого сентября у нас в редакции был традиционный онлайн, посвящённый началу учебного года. Все журналисты поехали по «линейкам». Когда я там находилась, мне написал заключённый, с которым я общалась ранее. Сообщил, что к ним в колонию приезжали вербовщики.

Я рассказала редактору, что случилось, и он дал добро заниматься этой темой. Я поговорила с другими заключёнными и правозащитниками, мы написали в «Конкорд» и во ФСИН. Я позвонила пресс-секретарю ФСИН по Ростовской области. Он сказал, что эта информация не соответствует действительности. Я уточнила, какая именно информация, потому что на тот момент уже узнала и когда прилетали вербовщики, и что они говорили, и сколько человек предварительно записалось, и сколько потом решило отказаться.

Пресс-секретарь растерялся и повторил, что информация не соответствует действительности. На конкретные вопросы он просто не мог ответить. А все последующие запросы игнорировали, хотя мы их отправляли и ждали до трёх недель, при том, что по закону они обязаны отвечать за одну.

Заключённые и правозащитники создали достаточно цельную картину. Через несколько дней мы дали краткую заметку, включили в неё комментарий «Конкорда», рассказали обо всём, дали комментарии правозащитников и заключённых. После этого к нам начали обращаться родственники тех осужденных, кто согласился на это предложение.

Например, мама, которая не смогла отбить своего сына, вышла на нас сама. А женщину, которая уговорила мужа отказаться, Ирину Мащенко, я нашла через правозащитников. Она была удивлена тем, что мы вообще собрались об этом писать. Какое-то время сомневалась, что мы это сделаем, но я скинула ей первую заметку. Она сама настаивала на публикации своего имени и имени мужа, так как считала, что это гарантирует им какую-то безопасность. Единственное, о чём она просила – не писать ничего про их детей.

В этой истории запомнился тотальный игнор от ФСИН. Раньше они всё-таки отвечали, иногда отвечали нормально. Но тут впервые — полная тишина. Запомнится совершенно хамский пригожинский комментарий. А сильнее всего запомнится массовость происходящего, при том, что все юристы говорили, что это совершенно незаконно.

Страшно не было: мы всё верифицировали, убедились, что рассказ одного заключённого подтверждал рассказ одного или двух других. Это уже не первый такой материал в нашей редакции, а Ростовская область – регион, который на себе почувствовал все последние события. Я ещё в июне писала, что в некоторых донских колониях держали военнопленных с «Азовстали», и для меня это был более сложный по возможным последствиям материал. Очень важно и ценно то, что в редакции мне ни разу не сказали «нет» ни на какую предложенную тему. Мне очень повезло с главным редактором, Валентином Булавко, он действительно смелый человек.

Никакой реакции от властей так и не последовало. А родственники заключённых продолжили писать. Со мной связалось ещё около 10 женщин, причём не только из нашего региона. Они или не знали, к кому обратиться, или благодарили за блок с советами, что делать в такой ситуации и как этой системе противостоять. Некоторые женщины воспользовались этой «методичкой» и у них всё получилось.

Сейчас есть мнение, что региональная журналистика умерла, но мне кажется, что это мнение ошибочно. Больших материалов стало меньше, но региональная журналистика жива.