Целевая аудитория: как чиновники отправляют своих детей учиться в престижные вузы без конкурса

Соня Савина

С идеей материала к нашему коллеге Роману Шлейнову обратился Илья Шуманов из «Трансперенси Интернешнл – Россия». К тому времени над исследованием уже работала большая группа студентов. Один из принципов работы «Важных историй» – идея партнерства с другими медиа и проектами, поэтому мы сразу согласились не только предоставить площадку для публикации исследования, но и включиться в работу.

Группа исследователей из «Трансперенси Интернешнл – Россия» предоставила нам данные, которые им удалось собрать и проанализировать, а мы со своей стороны помогали оформить выводы в журналистский текст: думали о том, как доступнее рассказать об этом читателям, как найти героев, которые могли бы дополнять информацию.

Для меня интересной и одновременно непростой задачей было найти баланс между предоставлением читателю всех доказательств (у нас на сайте даже есть специальная кнопка «Фактчек», с помощью которой читатели могут сами проверить достоверность фактов) и тем, чтобы не раскрывать детали жизни детей чиновников, которые поступили в вузы по целевому. Нам не столько хотелось обвинять конкретных студентов, сколько рассказать о масштабах самой проблемы.

Не хочется распространять шаблоны, поэтому прошу относиться к этому с иронией, но по-моему, влиятельным родителям не хочется, чтобы их дети числились в ряду тех, кто «учится на платном». Представьте, сидят они, отдыхают в джакузи с другими чиновниками, и неловко как-то упоминать про низкие баллы, набранные их детьми на ЕГЭ. А так можно еще и похвастаться перед коллегами, дескать, «смотрите, какой еще способ я придумал всех обхитрить!»

Екатерина Мороко

Ещё одним инициатором проекта была  муниципальный депутат Юлия Галямина. Вместе с Ильёй Шумановым она предложила группе студентов подумать над проблемой коррупции в вузах, в частности, коррупционных рисках целевого набора в университеты.

Получившийся текст стал результатом работы большой команды, которая в течение 9 месяцев собирала данные об абитуриентах и их связях со структурами, направившими их на целевое обучение. Другая часть команды проводила фактчек и изучала юридические аспекты целевого набора. И только благодаря совместным усилиям нам удалось собрать всё в единый материал.

Я испытывала смешанные чувства от осознания того, что по открытым данным бывает так легко установить родство и получить какую-то дополнительную информацию о человеке. Смешно получилось, когда родство удалось установить по школьному сочинению: одна из абитуриенток отправила на конкурс работу о своем отце-чиновнике, и спустя много лет после выпуска из школы, ее опубликованное сочинение стало доказательством.

Реакция последовала практически от всех групп, связанных с целевым набором. Депутаты и сенаторы профильных комитетов Федерального собрания после нашего текста обратили внимание на проблему. Студенты практически полностью оказались на нашей стороне – негативных отзывов на наш материал от них мы не получали. А вузы выбрали, скорее, оборонительную позицию, «переведя стрелки» на заказчиков целевого набора – органы власти. Профильное Министерство высшего образования и науки по итогу нашего материала сообщило о создании специальной комиссии, контролирующей целевой набор, которую возглавил сам министр. Такой результат стал возможен, в том числе, и потому, что в своем проекте мы сфокусировались на проблеме, а не на публичных фигурах, перенесли акценты с детей на родителей. Важным стало и то, что мы сравнительно много времени уделили адвокатированию изменений самой системы целевого набора: общению с заинтересованными лицами, проведению публичной презентации исследования, работе со студенческими и журналистскими сообществами.

Что касается самого стремления чиновников пристроить своих детей в университет по целевому, то оно объясняется тем, что помимо бесплатного обучения этот трек поступления гарантирует обязательное трудоустройство. Получить после выпуска работу в Следственном комитете, Генпрокуратуре или каком-нибудь министерстве для обычного студента задача не очень простая. Кроме того, договор о целевом обучении между абитуриентом и ведомством дает возможность закрепить дополнительные меры поддержки, выделяемые организацией. Это могут быть стипендии, оплата жилья, дополнительные курсы и стажировки.

Юля Алыкова

Сначала мы собрали все приказы о зачислении студентов на целевое обучение в 15 вузах. Где-то они хранились прямо на сайте с 2015 года, как, например, в МГУ или ННГУ, где-то были удалены и нашлись через веб-архив, а для части вузов мы смогли найти приказы только за 2019 и 2018-е, как в НИУ ВШЭ. Потом нужно было проверить родственные связи трех тысяч человек. Этим занималась команда из 5-6 студентов. После того, как основной объём был сделан, мы разделились на небольшие группы: одни занимались фактечекингом, и теперь в каждом из доказанных случаев родства мы уверены на 100%, а другие — продвижением проекта и адвокатированием изменений в целевом наборе. Благодаря этой работе многие узнали о нашем расследовании.

Для меня самой сложной — и интересной  — частью было установление родства студента и его родственника, который мог оказать влияние на отбор на целевое место. Иногда это было очень просто: люди сами указывали своих детей и родителей, например, в «Одноклассниках», и отмечали там место работы. Иногда один случай мог занять несколько дней, например, когда мы по виду из окна на фотографии, выложенной женой сотрудника ФСБ «Вконтакте», смогли вычислить их совместную собственность и доказать родство.

После публикация последовала реакция Министерства образования. В начале сентября там заявили, что создают Координационный совет по контролю за целевым обучением под руководством министра Валерия Фалькова. А чуть раньше, 21 августа, выпустили Приказ №1076, согласно которому отныне имена и фамилии абитуриентов не будут публиковаться в конкурсных списках. Они будут заменены на номера СНИЛС или уникальные коды. Это произошло после того, как Forbes рассказал о дочери Шувалова, которая поступила на бюджет в МГУ, набрав на 100 баллов меньше, чем нужно по конкурсу. Но я думаю, что наше расследование тоже сыграло роль в том, что Министерство решило бороться не с коррупционными практиками и конфликтом интересов, а с информацией.

В честном отборе на целевое заинтересованы не только абитуриенты, но и все мы. Во-первых, эти студенты учатся на бюджетные деньги. Во-вторых, в основном заказчики целевого обучения — это органы власти и другие окологосударственные организации. И наш общественный интерес состоит в том, чтобы студенты-целевики были самыми талантливыми, и чтобы после выпуска они пришли в органы власти и грамотно управляли, были хорошими специалистами.

А сейчас мы видим, что нередко на целевое поступают не самые мотивированные абитуриенты. Они не прошли бы даже на бюджет по общему конкурсу. А потом многие не идут работать в ту государственную организацию, которая выдала им направление. Поэтому вопрос: зачем тогда вообще общество оплачивает их обучение? Какой смысл в их целевом направлении? Наш общественный интерес противоречит личным интересам тех чиновников, которые отправляют своих детей учиться бесплатно, используя эту лазейку.

При этом решить этот вопрос совсем несложно. Мы сами выделили несколько важных моментов:

Обоснование от органа власти, который заказывает целевое обучение. Зачем юрист аппарату правительства? Юристов и так много, можно выбрать на рынке труда, не обязательно учить его отдельно за бюджетный счет. Зачем заказывать журналиста, когда здесь и так 7 резюме на 1 вакансию? Зачем Мытищинскому территориальному управлению лингвист, это разве редкая специальность?

Также нужно обоснование от правительства, зачем оно вообще выделяет квоты на целевое обучение экономике, менеджменту, юриспруденции, филологии и другим популярным специальностям? В основном это гуманитарные направления, потому что при поступлении на технические специальности (кроме IT) мы почти не находили конфликтов интересов.

И главное, достаточно сделать процедуру отбора прозрачной. Сейчас в законе даже не написано, кто и как в компании или госоргане, заказывающей целевое обучение, должен отбирать кандидатов на заключение договоров. Директор может просто выбрать человека, и это будет совершенно законно. Но если законодательно закрепить необходимость сообщать о целевом обучении, рассказывать, как поступить, какие критерии, кто принимает решение и так далее, то продвигать «нужных» людей станет сложнее.