«Тот, кто нам тело отдаст, по-любому будет виновный». История жизни и смерти Евгения Нужина, забитого кувалдой

Елизавета Фохт:

Мне кажется, в истории Евгении Нужина сошлись почти все самые страшные составляющие того кошмара, который Россия устроила в Украине, и которые к этому кошмару привели.

В первую очередь, это полное пренебрежение к человеческой жизни. Причем не только жизни украинцев, которые уже 10 месяцев живут под чудовищными обстрелами и теряют близких, но продолжают мужественно защищать свою страну, но и жизни своих собственных граждан. Сам Евгений Нужин, оказавшись в плену, открыто говорил о том, что наемники выполняют на фронте роль «пушечного мяса». Его семья вот уже больше месяца не может понять, как им забрать его тело, чтобы устроить похороны. В последние раз я говорила с родственниками Евгения на днях — они рассказали, что за все эти недели с ними никто так и не связался.

Это страшная людоедская система тюрем – если жизни людей стоят немного, то жизни заключенных не стоят совсем ничего. Невестка Евгения Нужина рассказала нам, что после того, как их близкого завербовали в ЧВК Вагнера, в колонии, где он сидел за убийство, развели руками — мол, что мы можем поделать. После того, как в соцсетях появилось видео казни Нужина, администрация колонии заблокировала номер его жены.

Это система полного беззакония – министерство обороны России все последние месяцы тактично молчит о том, что в нарушение всех существующих международных и российских норм Евгений Пригожин вербует наемников по колониям и отправляет их на фронт в составе ЧВК, само существование которой российские власти отрицали годами. Для участия в так называемой «спецоперации», которую российские власти под страхом тюрьмы запрещают называть войной. Сам Пригожин годами судился с журналистами, рассказывающими об участии его наемников в войнах в Украине и Сирии. А потом просто так взял и признал, что основал частную военную компании.

Это демонстративное игнорирование беззакония – пресс-секретарь Владимира Путина без тени сожаления говорит, что предполагаемая казнь российского гражданина – это не дело Кремля. Евгений Пригожин открыто глумится над произошедшим, приписывая убийство Нужина ЦРУ и отправляя в Европарламент кувалду в скрипичном футляре. А руководство Следственного комитета больше беспокоит снос памятников в Украине, чем военные преступления российских военных и вербовка заключенных в колониях.

Говорит это страшное убийство и кое-что о российском обществе. Для меня оказалось поразительным, как многие люди предпочли сфокусироваться на самом факте обмена Евгения Нужина, а не на том, кем и почему он был убит. Конечно, его участие в обмене вопреки заявлениям о готовности воевать за Украину – это важная часть истории, и в нашей статье мы много об этом пишем. Но лично мне было важнее понять: как это вообще возможно, что человека казнят кувалдой и буквально всем в России на это наплевать?

Я очень благодарна «Редколлегии» за то, что члены жюри отметили нашу работу. Я благодарна моему соавтору и близкой подруге Насте Лотаревой, а также коллегам Илье Барабанову и Олесе Герасименко, которые поучаствовали в работе над материалам. Я благодарна Би-би-си за то, что она дает нам возможность заниматься журналистикой. И особо благодарна коллегам из украинской службы Би-би-си, которые, несмотря на свою колоссальную занятость, всегда находят время, чтобы помочь нам – так было и в этот раз.

Я бы отдала очень многое, чтобы писать такие статьи нам не приходилось. Но пока страшная война в Украине продолжается, мы постараемся делать все, чтобы продолжать честно о ней рассказывать – столько, сколько потребуется.

Вот уже 10 месяцев главные эмоции, которые я испытываю – это ярость и беспомощность. Ярость от того, что Россия, где я родилась и прожила всю жизнь, творит в Украине, и беспомощность от того, что мы, кажется, делаем недостаточно, чтобы это остановить. Но после публикации материала я узнала от Насти о том, что заключенным в одной из российских колоний, которых пытались завербовать, распечатали нашу статью. Кажется, после ее прочтения у них появились сомнения в том, стоит ли им соглашаться ехать на фронт. Если наша работа сможет уберечь хотя бы нескольких людей от того, чтобы стать военными преступниками и погибнуть самим, значит хотя бы микрограмм добра мы в этот мир принесли.

Анастасия Лотарева:

Уже не первый месяц я не сплю ночами. В российских колониях не разрешены телефоны, но, как всегда, строгость законов компенсируется необязательностью их исполнения — и почти всегда телефоны в отрядах есть. Заключенные обычно звонят после отбоя, а еще разница во времени: звонят из нижегородских, уфимских, дальневосточных колоний.

Я много писала про заключенных еще до войны, и все мои старые и некоторые новые «контакты» последние месяцы взволнованы. Во множество мест заключения приезжали вербовщики: предлагают пойти воевать, а через полгода получить помилование, снятие судимости, много денег и множество прочих благ.

Но есть, как говорится, нюанс. Если новые бойцы не устроят «Вагнер» (а именно с этой ЧВК и ее владельцем, питерским предпринимателем Евгением Пригожиным связывают вербовку зэков), попробуют сдаться украинцам, будут недостаточно хорошо воевать – за это будут карать. Вербовщики, которые ездят по колониям, рассказывают вещи, в которые сначала даже сложно поверить: например, что недостаточно храбро воющим ломают ноги, а после заживления отправляют на передовую (якобы их называют «восьмисотыми»).

Евгений Нужин сдался в плен, дал интервью украинским журналистам, потом, видимо, был обменян – но так или иначе его казнили на видео ударом по шее кувалдой. Видео не верифицировано, пресс-служба Пригожина продолжает весело шутить на этот счет, а семья Нужина не знает, где он и не может получить его тело, хотя хотелось бы.

В этом году случилось много по-настоящему плохих вещей. Власти моей страны начали захватническую войну. Погибли, ранены, лишились домов множество людей. Я говорю совершенно очевидные и всем известные вещи, за которые в моей стране заводят уголовные дела и закрывают СМИ. Как человек, я все время чувствую боль, стыд, ярость и ужас. Как журналист все, что я могу сделать – это работать. Спасибо за эту премию, но я бы все отдала, чтобы повода получать ее не было. Но мы стараемся работать – и это премия не только моя и Лизы Фохт, но и помогавших нам коллег Ильи Барабанова и Олеси Герасименко, всей Русской службы Би-би-си и всей оставшейся независимой журналистики. Спасибо вам.

Я уверена, что рано или поздно все имена тех, кто совершал военные преступления в соседней стране, тех, кто отдавал преступные приказы, тех, кто устроил так, что в моей стране практикуется беззаконие и буквально внесудебные казни, будут названы, а доказательства будут найдены. Мы будем работать как сможем и постараемся сделать это хорошо.

Нет войне.