Разрыв связи

Когда началась война, в моем ближнем круге общения не было никого, кто был бы «за». Но я шел вечером 24 февраля с антивоенной демонстрации, на которую вышло несколько тысяч человек на всю Москву, видел, как в окнах ресторанов и баров люди пьют, жрут и веселятся и тогда я понял, что у этого безумия есть поддержка. Ну а дальше со всех сторон начали сыпаться подтверждения этому. Наверное, последним толчком были традиционные разговоры с таксистами – для меня, как и для многих москвичей, это самая доступная возможность узнать vox populi. Они все были «за» в первые дни войны, и ни одного мне не удалось переубедить.  Потом я уехал, но у меня осталось желание поговорить с этими людьми, попытаться понять их искривленную логику,  в которой столько дар и нестыковок, попытаться указать им на эти логические разрывы и посмотреть на их реакцию.

Для меня люди, поддерживающие войну,  – инопланетяне. Я смотрю на них и постоянно изумляюсь: ну как такое возможно? Как это все можно поддерживать? И по трагическому совпадению, эти люди – мои соотечественники. Соседи, знакомые, родственники. Да, родственники такие у меня тоже есть. Как, наверное, почти у каждого из россиян, учитывая то, что даже по самым скромным подсчетам одобряет войну не меньше половины населения.

Дальше надо было придумать драматургическую форму для этого  кино – она мне сразу пришла в голову, поскольку историю про раскол в семьях я еще в 2014 году придумал. Но тогда это не было настолько массовым и вопиющим. Теперь с начала войны на меня со всех сторон посыпались истории про то, как близкие перестали слышать друг друга, понимать, а многие вообще прекратили общение. Я видел эти истории в соцсетях, слышал от близких мне людей. И без того атомизированное российское общество раскололось еще сильнее, причем там, где оно должно быть крепче всего, – в семьях.

Мы начали собирать эти истории. Идея была снять пары по-настоящему близких людей, между которыми произошел разрыв в связи с отношением к войне. Это было по-настоящему сложно, чтобы получить 7 пар, нам пришлось уговаривать, наверное, в 10 раз больше людей. Самое сложное было получить согласие тех, кто поддерживает войну, потому что я для них был человеком из стана «врага», ну и вообще у них-то все идет по плану, как сказал верховный главнокомандующий, а ему всегда виднее. И если бы не дочь, сестра, жена, которые вдруг врывались в эту убаюкивающую картину мира с криками: «Катастрофа!», то у них вообще все было бы нормально, нас же не бомбят, как говорит одна из героинь.

Но нам удалось, в конце концов, убедить 7 человек, и я им за это, надо сказать, очень благодарен. Думаю, ими двигала любовь к близким, с которыми они потеряли контакт. И участие в фильме было попыткой этот контакт вернуть. Но не всегда было именно так. С мужем Галины из Самары, например, мы действовали по методу «штурм и натиск». Владимир изначально отказал нам, но поскольку жили они по-прежнему вместе, мы решили устроить на него «засаду». Оператор Дима Кубасов приехал снимать Галину к ним домой, а когда Владимир вышел из своей комнаты условно налить себе чаю и вдруг увидел, что у него на кухне сидит взрослый мужик с камерой, то деваться было уже некуда. Природная интеллигентность не позволила ему выставить Диму из квартиры, пришлось согласиться дать интервью.

Я доволен тем, какой резонанс получил наш фильм. Люди узнали в его героях себя, ужаснулись, расплакались, возмутились. Любые эмоции, выводящие из зоны комфорта, сейчас важны. Мне кажется, это предназначение журналистики и шире культуры времен войны. Пробуждать. Не давать привыкать к войне, чтобы люди, по меткому выражению Виталия Манского, не переходили из режима «Нет войне» в режим «Нет войны».  Но внутреннюю сверхзадачу, которую я ставил перед собой, я, пожалуй, так и не выполнил. Мы показали две России, два конфликтующих мировоззрения, мы дали возможность людям сделать свои выводы, но для себя я так и не ответил на главные русские вопросы: «Кто виноват?» и «Что делать?». Я до сих пор не понимаю, почему совершенно нормальные с виду люди поддерживают уничтожение Украины и ее народа. Сторонники войны для меня по-прежнему инопланетяне.