По «закону подлецов»

Главный редактор «Важных историй» Роман Анин предложил мне исследовать последствия запрета на усыновление детей американцами на нашей первой планерке, когда мы только готовились к запуску издания. Тогда мы много обсуждали, чем «Важные истории» будут отличаться от других медиа. Мы сошлись в том, что будем браться за сюжеты, которые нельзя забывать и бросать, сколько бы ни прошло времени. Российский ответ на «акт Магнитского» – именно такой сюжет. Эксперты предсказывали последствия закона еще до того, как он вступил в силу, но оценить его влияние на детей, оставшихся без родителей, в полной мере стало возможно только сейчас. Спустя семь лет после начала действия закона эффект от него и других запретов для иностранных усыновителей не удалось скрыть даже в официальной статистике.

Я начала работу с поиска ответа на вопрос: стали ли дети из российских детдомов реже находить родителей после принятия закона. Я сравнивала данные за разные годы по всем возможным разрезам, и каждый новый график показывал: это не единственное последствие закона.

Сложнее всего было найти героев, которые показали бы, что за цифрами на графиках скрываются детские жизни. Мне удалось увидеть такие истории, разбирая ежегодные обзоры судебной практики по иностранному усыновлению. Российские суды до сих пор отказывают иностранцам в усыновлении, ссылаясь на закон 2012 года, но в сухих отчетах они названы безымянными «гражданами». Больше всего мне хотелось бы добавить в текст диалоги с героями этих историй. С американцем, который давно живет здесь и воспитывает дочь жены-россиянки, но не может стать отцом юридически. С парой из Италии, которой удалось усыновить ребенка только после того, как они показали суду бумажку от отказе от американского гражданства. С гражданином Германии, которому отказали в усыновлении, потому что он не состоит в браке и живет в стране, где разрешены однополые семьи. И с теми иностранцами, которым удалось забрать ребенка только после того, как 156 российских семей отказались усыновить его из-за проблем со здоровьем и «отягощенной наследственности».

Название закона в материале с использованием слова «подлецы» появилось на этапе редактуры. Хотя спорить нам об этом не пришлось. Мне бы хотелось оставаться беспристрастной и использовать в тексте нейтральное название, но выбирать пришлось из двух эмоционально окрашенных вариантов – «депутатского» названия с именем мальчика, которое использовали инициаторы закона, чтобы скрыть истинные причины его появления, и «народного» названия.

Наконец, текст нельзя было публиковать без ответа второй стороны. Я ожидала, что уставшие от критики инициаторы закона будут неохотно говорить о нем. Но те, с кем удалось связаться, не только не жалеют о принятии закона, но и продолжают выступать за полный запрет иностранного усыновления. Семь лет действия закона поменяли так много у оставшихся без родителей детей, а у авторов инициативы – ничего. На выход материала чиновники никак не отреагировали, но я и не рассматриваю их как свою аудиторию, и не рассчитываю на их действия. Мне ближе думать, что текст поможет сориентироваться читателям.