- * - журналист в персональном качестве внесён Минюстом в список "СМИ, выполняющих функции иностранных агентов"
- * - медиа целиком внесено Минюстом в список "СМИ, выполняющих функции иностранных агентов"
- ** - медиа отождествлено Минюстом с организацией, внесенной в список "организаций, нежелательных на территории РФ"
- «Думаешь, я этого хочу? Я больной. Я ненормальный». Российские солдаты насиловали женщин и убивали мужчин в мирном селе под Киевом. Meduza*, проект Astra
- Они уже идут. Три недели войны навсегда изменили Киев и киевлян Meduza*
- Вы — враги Отечества, и вас нужно вешать на столбах Meduza*
- Если человек — президент, ему все можно Meduza*
- Мы сами — силовики. Рынок политического насилия захватывают частные игроки — люди, прошедшие Сирию и Донбасс. Раньше он принадлежал сотрудникам ФСБ и МВД Meduza*
- Грубо говоря, мы начали войну Meduza*
- Мама, я не хочу, чтобы это продолжалось. Прекратите Meduza*
- «Война пришла к нам. И мы просто пытаемся что-то сделать». Как Западная Украина готовится к российскому вторжению. Репортаж Meduza*
- Это похоже на крик души. Но я не знаю, о чем он кричит Meduza*
- Как выяснила «Медуза», вербовщики собирают в России группы наемников для «командировки в Донбасс». Что они там будут делать — неизвестно Meduza*
- Бизнесмен Евгений Пригожин проспонсировал съемки фильма «Турист» — о российских военных в Африке. Meduza*
- «Не так-то просто отравить человека „Новичком“» Meduza*
- Состояние отчаяния, понимаешь? Как двое армянских добровольцев две недели выбирались из окружения, а вся их страна в это время разочаровалась в России. Meduza*
- Подросток Данил Монахов годами готовился к массовому убийству. Мы выяснили, что ФСБ и МВД об этом знали, но не помешали ему Meduza*
- У меня теперь перевязаны трубочки Meduza*
- Врачей отправляют в эпицентр заражения без средств защиты, допрашивают в СК, им звонят с угрозами. Так их наказывают за жалобы на условия работы Meduza*
- Просто запрещают умирать от коронавируса. Как в России борются с эпидемией COVID-19, манипулируя статистикой. Meduza*
- Всех постарался придушить. Как Роспотребнадзор боролся с конкурентами за то, чтобы стать главным антикоронавирусным ведомством, — и, кажется, победил Meduza*
- Вежливые батюшки. Как священники РПЦ участвовали в присоединении Крыма Meduza*
- «Ощущение, что ты оказался в боевике из 1990-х». Как российские IT-компании ведут конкурентную борьбу при помощи силовиков Meduza*
- Ручные хакеры, экстравагантные миллионеры. Как Evil Corp — самая могущественная хакерская группировка в мире — связана с российскими силовиками Meduza*
- Подкаст «Текст недели». Вывеска над военкоматом. Откуда в Ливии российские наемники и что они там делают Meduza*
- В кайф поработать наемными цепными псами. «Медуза*» нашла людей, которые запугивали и били наблюдателей на выборах в Петербурге. Это члены спортклубов, связанных с властями Meduza*
- Максимальное количество компромата на всех. Научный центр при Управделами президента торгует сервисами, позволяющими деанонимизировать любого жителя России. Meduza*
- Кто такой «Товарищ майор»? Кто выложил в интернет данные трех тысяч человек и объявил их «сторонниками Навального» Meduza*
- Очень странное чувство вины. Зачем Россия отправляет в Венесуэлу военных советников и других специалистов Meduza*
- Центр «Досье»: за журналистами в ЦАР следил жандарм, общавшийся с человеком из структур Пригожина Телеканал "Дождь"
- Кто и зачем мог убить журналистов в ЦАР Дождь, Москва
- Мертвые души и принуждение к любви. Корреспондент Дождя провела два месяца под прикрытием в штабе Собянина Дождь, Москва
- Золото Вагнера. Сколько платят за живых и мертвых наемников, как российские военные компании делят Африку, и кто стоит за новой ЧВК «Патриот» Дождь, Москва
- «Дети друг от друга далеко, а описывали одно и то же: вплоть до родинок и пирсинга»: чем закончится «педофильский скандал» в челябинской школе-интернате Дождь, Москва
- Цифровые шахты Донбасса: как в ДНР и ЛНР зарабатывают на криптовалютах. Дождь, Москва
- Подпольная жизнь Донбасса: о чем говорят и поют в подвалах, как власти скрывают потери и за что местные жители ненавидят Москву Дождь, Москва
- «Мои друзья поехали туда по глупости, а приехали оттуда уже сухариками»: откровения родных и близких российских наемников в Сирии Дождь, Москва
- Кино для Рамзана: кто он — придворный режиссер Кадырова и почему Депардье больше не ездит в Грозный Дождь, Москва
- Темники, стоп-листы и задание из Кремля для журналистов «Первого»: как снимаются пропагандистские фильмы на федеральных каналах Дождь, Москва
- Из «нашистов» к Ходорковскому: куда исчезли звезды Селигера и «путингов» Дождь, Москва
Они уже идут. Три недели войны навсегда изменили Киев и киевлян
Читать материал - победительМой самолет в Киев – билет мы покупали еще до начала войны – должен был улетать утром 24 февраля. Когда я проснулась, небо было уже закрыто. Вместо того, чтобы собираться в аэропорт, я стала звонить киевлянам. В 6 утра они паковали чемоданы, искали бомбоубежища, успокаивали детей. Так я поняла, что нужно искать другой рейс.
В Украине – в какой бы город я ни приезжала – со мной разговаривали спокойно и честно. И очень часто выручали – буквально вели за руку. Я до сих пор не понимаю, откуда у людей здесь взялись силы с таким великодушием помогать случайно встреченной россиянке, которая к тому же приехала в воюющую страну задавать вопросы.
Я помню свою вторую ночь в подвале черниговской школы – холодном, сыром, переполненном. Заснуть не получилось ни на минуту; в городе на поверхности каждый день кого-то убивали; в голове у меня начало происходить что-то по-настоящему необычное, что-то плохое. Это была моя вторая ночь – соседи по бомбоубежищу жили так уже 27-ой день подряд.
Я помню растерянное лицо молодого мужчины, приходящего в себя после тяжелейших ранений в черниговской реанимации. К моменту нашей встречи я уже видела в морге тело его сына – восьмилетнего мальчика, убитого обстрелами. Гибель ребенка скрывали: отец мог не пережить новостей. После первого горя и выхода из больницы его ждало новое, невероятное горе.
Я помню, как впервые прошла по улице Залесской в поселке Богдановка под Киевом. Через выломанные ворота зашла во дворы дотла сожженных домов. Увидела там свежие могилы и тела застреленных домашних животных, через которые уже начала прорастать трава. К обстрелам глаз быстро становится привычен – а в Богдановке я на каждом шагу понимала, что ступаю по месту преступления. Может быть, даже не одного.
Еще я помню Елену, чьего мужа убило ракетным ударом в Краматорске. Его тело она несколько часов искала среди остальных разорванных тел. Раньше, упомянула Елена, увидев на дороге сбитое животное, она просто отворачивалась: не могла смотреть. Сейчас ей стало все равно. «О ужас. Боюсь, что сердце мое ожесточится», – эта ее фраза не идет у меня из головы.