«Наконец-то мертвые заговорили»

В начале февраля ФСИН Челябинской области разослал короткое сообщение о том, что во время ремонта Верхнеуральской тюрьмы был обнаружен тайник с записками заключенных – предположительно 1930-х годов. Иван Слободенюк, который был тогда главредом Ъ-Южный Урал, написал небольшую заметку на сайт «Коммерсанта» — и решил предложить московской редакции сделать материал побольше. Но Александр из московской редакции уже сам увидел заметку – и попросил региональных коллег максимально выяснить подробности, а при возможности сфотографировать записки. Иван пообщался с сотрудниками ФСИН и выяснил подробнее обстоятельства находки. Дальше они с Александром договаривались с руководством ФСИН о детальной постраничной съемке документов. Их уже успели отправить на изучение в университет, но часть каким-то образом выпросили обратно, и вот так Иван их сфотографировал. Когда Александр их увидел, он решил сделать не просто статью в газету, а большой спецпроект.

Я к тому времени несколько месяцев стажировалась в «Коммерсанте», и Александр предложил мне взяться за этот материал. Тогда были длинные выходные из-за праздников, и я все это время потратила на расшифровку брошюр. Почерк был настолько непонятным, что приходилось тратить по пять минут на каждое слово. Дальше надо было найти историков, которые смогут прокомментировать их содержание. Многие проявляли интерес к находке, но у них не было времени все это читать. К историку Юрию Жукову я даже ездила домой, чтобы отвезти расшифровки, потому что у него не было компьютера.

Некоторые отказывались это делать бесплатно. Один из них даже прислал мне длинное сообщение, смысл которого сводился к тому, что любой труд должен оплачиваться и, что он сомневается, что я набирала 40 страниц текста безвозмездно. Это было очень забавно, потому что стажерам платят в основном только за те материалы, что выходят в газете. Наверное, я слишком наивна, но для меня возможность вытаскивать на поверхность истории, подобные этой, намного важнее всего материального. Я невероятно радовалась, когда эксперты звонили мне после прочитанного и с каким-то диким восторгом объясняли насколько эти рукописи все же уникальны.

Как раз параллельно с этим в Подмосковье начались мусорные протесты, и все силы ушли на репортажи со свалок и ежедневные заметки. Спецпроектом получалось заниматься только по ночам или в выходные. Потом я еще уехала в командировку. В какой-то момент мне даже казалось, что материал мы не сможем доделать. Но осознание того, что эти люди 85 лет назад, находясь в заключении, не отказались от своих взглядов, просто не позволяло бросить это все. Некоторые троцкисты пытались вынести записки из политизолятора в валенках, одежде, корзинках, потому что надеялись передать единомышленникам. Но следователи все перехватили и изъяли, и случайная находка этого тайника — первая и, возможно, последняя возможность узнать об их надеждах и взглядах. Этих людей в итоге расстреляли, и никто не дал им шанс быть хотя бы просто услышанными. Но эта возможность появилась у нас. Мы попытались показать не только их споры и рассуждения о ситуации в стране, но и установить имена этих людей, рассказать об их судьбе. Вряд ли кто-то из них тогда предполагал, что какая-то молодая девчонка через 85 лет будет ночами разбирать их почерк, чтобы приоткрыть ту страницу истории, которая осталась в тени.