Что я чувствовал? Да иди ты на ***!

Поначалу я беседовал со знакомыми знакомых. Я написал множеству людей перед поездкой, и кое-кто согласился поговорить, сначала, правда, с некоторым подозрением, но оно быстро рассеялось. А потом я начал спрашивать в конце каждого интервью «а с кем ещё можно поговорить», и люди прямо при мне звонили, объясняли ситуации и договаривались.

Было здорово, потому что я каждый день сталкивался с новыми людьми, эта цепочка очень быстро уводила в совершенно непредсказуемые стороны. Я делал длинные интервью, подробно расспрашивал про все обстоятельства и переживания, каждый разговор – часа на два. Это само по себе всегда какое-то приключение, кайфово, когда с совершенно незнакомым человеком получается так разговориться. Каждый день у меня было два-три интервью, так что эти два месяца я был просто растворен в людях.

Под конец, когда я ездил по местам, подвергавшимся обстрелам, то беседовал уже с совершенно случайными людьми. Но с ними были по большей части короткие разговоры про то, что они только что пережили. Когда люди в шоке, дом разрушен, долго не поговоришь. Но эти люди в шоке, кажется, и смогли мне что-то объяснить про войну.

Очень сильно помогало то, что люди стали в целом более открытыми друг другу. Всех перетряхнуло, и украинцы просто начали легче идти на человеческий контакт. Мне многие говорили, как во время осады в Киеве или Харькове можно было подойти к кому угодно и попросить совершенно о чём угодно. И точно также все были открыты и мне – человек просит об интервью, а раз просит, значит, ему надо помочь.

Но никакого желания достучаться до россиян уже не было: оно ещё в марте рассосалось, а полностью исчезло после Бучи. Там сейчас полный «щит», ни малейшего желания взаимодействовать с русскими нет. Разве что у людей, у которых остались конкретные родственные или дружеские связи – да и то это очень сложно.

Война – меняющий опыт, как для человека, который туда попадает, так и для целой страны.

Недавно Сергей Миронов, киевский интеллигент, незадолго до гибели на фронте, написал у себя в инстаграме:

«Я пошел на войну потому, что очень хотел узнать кое-что о себе. Что-то тайное, что каждый из нас носит где-то в глубине и никому, даже себе, не озвучивает».

Думаю, что в ситуации постоянной и непредсказуемой опасности, люди чувствуют себя обнаженными перед лицом судьбы и действительно очень ясно себя видят – со всем хорошим и плохим. И я старался понять, что люди узнали про самих себя, про жизнь, про общество. В первые месяцы очень хорошо было видно, как слетело всё лишнее, и обнажилось много очень важного, что люди никогда бы про себя не узнали.

С другой стороны, война чудовищно травмирует страну, заряжает ненавистью, порождает в обществе много плохого, и очень надолго. Мы видим, как Гражданская и Великая Отечественная на многие-многие десятилетия изменили наше сознание. Видим, что Третий Рейх парадоксальным образом все-таки донес до нас свои идеи.

Но я не был на фронте и мало видел саму основу этого страшного опыта. Не видел самого камня, только круги по воде.