Что вы плачете, Ниночка?

Этой штуки не было бы без «Мемориала», и, конкретно, без Серёжи Бондаренко. Он, как историк, довольно много работал с архивами, где и нашёл карточку Нины Гневковской и её дело, которое показалось ему достаточно странным: она и следовательница, которая вела диссидентские дела, и девушка, попавшая в лагерь, предположительно, из-за отношений с Берией, и она же десятки лет спустя вступила в Московское общество репрессированных.

Когда Серёжа об этом рассказал, нас это, естественно, очень удивило, и мы начали изучать материалы. Времени было немного, не два-три месяцы, за которые делаются обычные нарративные лонгриды. Мы работали в рамках Хакатона «Мемориала», так что, по сути, у нас было меньше двух недель. По архивным документам мы втроём старались восстановить судьбу этой женщины, и понять, какие события следовали за какими.

Я честно могу сказать, что в этой истории больше всего запомнила, насколько юной была  Гневковская, когда сама загремела по политическому делу. Ведь это была безвыходная ситуация: конец 40-х, и она попадает на глаза Лаврентию Берии, он ей заинтересовался, как многими другими девушками, и как многие другие, она не может перестать с ним видеться. Это тянется несколько лет, на протяжении которых она не может отвязаться от очень опасного любовника, к которому ничего не испытывает. А потом, в 24 года из-за этого ещё и становится фигуранткой политического дела.

Мне запомнились её фотографии, сделанные, скорее всего, когда её допрашивали. У неё заплаканные глаза – Серёжа тогда заметил, что среди огромного количества фотографий репрессированных лишь у очень малого числа на глазах были слёзы. Совершенно непонимающее лицо: как она будет выпутываться, что дальше произойдёт? Нина Гневковская была примерной ровесницей меня и моей соавторки, когда попала в лагерь, и представлять себе, какого это, невообразимо и жутко.

Ещё запали в душу показания, где следователь заставляет юную девушку рассказывать, с кем она встречалась и ходила на вечеринки. А потом из совершенно обычных вещей, из того, что у неё была социальная жизнь, поклонники и любовники, пытается сложить образ аморального человека и спрашивает: «скажите, почему вы встали на путь проституции?». Наконец, очень запомнилось, как я читала протокол обыска и увидела, что у неё изъяли журнал «Америка» и тетрадку со стихами.

Текст приняли гораздо теплее, чем я ожидала. Мне казалось, что исторический материал имеет меньше шансов стать резонансным, чем расследование того, что происходит здесь и сейчас. Но прямо сейчас, когда нас отовсюду бомбят треш-новостями, людям хочется, чтобы им рассказывали истории, у которых есть начало, развитие и финал. Когда ты читаешь этот текст, он с одной стороны даёт возможность узнать захватывающую историю, а с другой стороны – немного отстраниться, и посмотреть на политические события в нашей стране как на некий сюжет. И в то же время он очень многое рассказывает о жизни, человек может примерить его на себя и задуматься. Ведь история Нины Гневковской – это история о моральном выборе, которая дала читателям возможность порассуждать, что бы они сделали на её месте.

Мне писали люди, знакомые с потомками чекистов, вспоминали тех, кого они знали. Уже после публикации нашлась двоюродная внучка Гневковской. Она мало помнила о своей бабушке, но, как оказалось, сама проводила исследование и пыталась что-то выяснить о Нине.

Этот материал помог мне найти ответы на вопросы, какие истории я хочу рассказывать, о ком и для кого. Большая часть всего, что я делал в журналистике – истории про женщин, попавших в тяжелейшие обстоятельства. Меня интересует, что они делают, столкнувшись с невыносимым выбором. Какие-то решения я могу понять и одобрить – мои героини искали своих детей в Чечне, судились с российской армией, выигрывая огромные компенсации в ЕСПЧ. или боролись за нормальное расследование убийства своей дочери. А бывают и такие, как Нина Гневковская.

Могу ли я её осудить за то, что она стала следовательницей и вела дела диссидентов в 60-е, прибегая к методам карательной психиатрии? Чёрт его знает. Мне кажется, никто не может себе представить, что бы он сделал на месте девушки, у которой в 20 лет жизнь полностью вышла из-под контроля, а позже она решила, что лучше сажать других, чем сидеть самой. Мне её выбор кажется страшным, он не укладывается в голове, но я не знаю, что переживает человек в таких обстоятельствах. Далеко не все становятся Шаламовыми или Солженицыными.